О германских служителях культа Вотана - Гвидо фон Лист

могли воздвигнуть наши дохристианские предки, эти «варвары», которым только монахи смогли «принести свет христианской веры», возвысив их чуть выше уровня американских индейцев, – о таком не мог помыслить еще ни один немецкий ученый. Да к тому же, это и опасно – за такие мысли легко могут обвинить в ереси.

После религиозной экспроприации, будучи изгнанными из своей отчизны, скальды и барды все-таки смогли сохранить память о сокровищах древности. Благодаря использованию мнемотехники и соответствующему обучению, они смогли распространять свои знания, хотя им и приходилось отрицать сам факт обладания ими. Они были изгнаны «как волки (животные Вотана, волхвы) в пустоши». Впоследствии их так и стали называть: народец с пустоши. Все те, кто в Средневековье был заклеймен как нечистый или нехристь, так или иначе были связаны со служителями культа Вотана.

Когда дошло до того, что хранители германских идеалов пошли по миру и стали странниками, когда немецкий народ полностью оглупел и огрубел, ставленник Рима благолепно и самодовольно продолжал править от имени Бога и формировать душу народа и правителей, отгородившись ото всех искусственно созданной стеной тотального оболванивания, которая была отмечена путем в Каноссу, и на основании которой было учреждено жесткое и невероятное подавление. Его результатом стала беспочвенная и тупая гордость дворянства, помноженная на раболепную и лишенную достоинства почти полностью денационализированную душу народа. Рим, которому в свое время не удалось покорить Германию мечом, заковал ее в кандалы, одурманив дымом кадила и кропилом, прокравшись во власянице и босиком через Альпы.

Но все же, как было сказано лучшим из нас:

Бесчестна жизнь двора и люда,

Насилье рыщет в поисках добычи,

Так мир и право смерть несут…

(Вальтер фон дель Фогельвейде)

Миннезингеры были возрожденными бардами и скальдами. Они сохранили старые песни и воскресли вместе с новыми произведениями. Именно в эпоху миннезанга по сохранившимся старым канонам героических саг были созданы великие стихотворения о героях, Песнь о Нибелунгах, Песнь о Гудрун и ряд других поэтических произведений. И большая их часть соответствует этой художественной традиции. Как это могло случиться без прямой взаимосвязи, без тайной передачи правил и учений ордена, сохраненных в тайном союзе, в рамках которого исподволь, но наверняка, охристианенный орден скальдов смог преобразоваться в христианский союз миннезингеров? Ответ заложен в названии Minne-Singer [Минне-Зингер]. Понятие Minne [Минне] подразумевает не любовь, а почтение памяти. Именно почтение памяти стало центральным значением всего этого явления. Но так и должно было произойти! Барды прошлого должны были обрести свое прямое продолжение в миннезингерах, которые только тогда вновь подняли знамя и знак восстановления неотчуждаемых добродетелей германского народа, немецких идеалов, когда они накопили достаточно сил, чтобы появиться на ристалище и выступить за победу немецких идеалов. Под своим гордым знаменем, в то новое время расцвета немецкой песни, немецкой литературы, служители стародавнего культа германской веры совершили деяние, за которое им было воздано так мало хвалы. А ведь именно они вернули немецкому народу почитание женщины. Тот культ, который до той поры был убит враждебным к женщине христианством. Они возносили богиню Фрейю и почитали ее в образе девы Марии, а Всематерь Фруова стала Богоматерью, светлая Перата (германская Богиня весенних гроз – прим. пер.) стала Царицей Небесной и заняла место на алтаре, после чего наступил расцвет христианского Средневековья. Его корни перешли в готические соборы (название которых Dom родственно Halgadom). Тогда же появился образ лазурного мирабилиса – символ культа Марии. И в его образе произошло слияние германства и христианства.

Наследники миннезингеров, ставшие первосвященниками германской веры в бессмертные идеалы, мейстерзингеры заложили основы грядущей немецкой поэтической волны. Так появился лес новых поэтов, каждый из которых мог ощущать себя бардом или скальдом в лучшем смысле этого слова. И хотя часть поэтов изгнали из городов и превратили в «лесной народ», который долго еще не знал о рождении новых поэтов и мыслителей, те самые изгнанные представители новой волны, немецкие народные поэты и мыслители, оставили по себе следы и тропинки, по которым в германскую нацию придут новые творцы и мастера слова.

Но вернемся обратно в дохристианскую эпоху.

Как уже было сказано выше, короли (Koenig) вели свое происхождение от сынов Бога, а кётинги (Koeting), как их описывают мифы, буквально называются потомками богов. Однако это не обожествление правителя в римско-мифологическом понимании, ведь обожествление человека (его самый чистый пример мы видим в цезарях) не было известно германскому язычеству – его дала «римская церковь», которая использовала данную формулировку в чине канонизации. В случае с немецкими кётингами, это было не пустое заискивание, не высокомерие рода кётингов, а необходимое мистическое последствие.

Соответствующий Бог, а, точнее говоря, физически и психически представляемое единое качество Одного Бога (Всеотца), персонификация идеального понятия, приобретает образ божественной персоны, которая стала своим собственным первым священнослужителем, чей статус служителя культа посредством мистерии был передан людям. Эти люди впредь считаются его детьми и детьми его детей, так как он называется Всеотцом – отцом рода, а также служители его культа могут буквально посредством какой-либо мистерии усыновить новых членов, тем самым увеличив свою численность.

Так Вотан был своим собственным первосвященником, в качестве которого он сам себя принес в жертву (ср. Hangatyr [Хангатюр], то есть мученик, принявший свои муки через жертвенное повешение). Первым среди Богов, кто принес себя в жертву Вотану, был длиннобородый скальд Браде, чей язык был испещрен рунами; его жену звали Идуна, она хранила золотые молодильные яблоки. Когда Идуна спустилась с Мирового Ясеня, ее охранял Браде. Это свидетельствует о том, что в то время, когда в душе народа наступает зима (подобно тому, как существует весна народа, так может приходить и его зима), именно его поэты хранят золото поэзии, чтобы при наступлении новой весны снова вернуть его своему народу. Наше благо заключается в том, что Браде защищал Идуну, и для нашего же блага неизвестные скальды и певцы сохранили золото германских мифов, которое уже их потомки – миннезингеры – смогли перековать в новое достоинство.

Но свои священнослужители было не только у Богов, но и у Богинь; их культ хранили целительницы, травницы, ведьмы, колдуньи (труды и валы), норны, чье имя христианство использовало в видоизмененной форме – Nonne, Nun (инокиня), и, в соответствии со своим внутренним женоненавистничествов, запретило женщинам становиться священнослужителями.

А ведь ни у одного другого народа женское священство не имело такого высокого значения, как у германцев. Ведь именно в германском племени женщине оказывали высокое, практически обожествляющее почитание. Доказано, что немало женщин в дохристианской Германии были известны своей высокой, практически сверхчеловеческой мудростью; но это как раз-таки легко объяснимо.

Мужчинами утрачивают чистое, исполненное проницательности чувство природы из-за того, что они подвержены диким порывам и находятся в постоянной борьбе за достаток; но это единство с природой сохранилось в женщине, которая была хозяйкой более узкого, но оттого не менее обширного круга своего предназначения.

Утратив часть этой внутренней сущности, мужчины сохранили лишь последнюю драгоценность – возможность оценить и боготворить то душевное чувство, которое удается сохранить женщине. Это мужское внимание, это почтение к женщине стало основой для появления образцов высокого почитания женщины, известного лишь германцам и восславленного Тацитом. Оно было воспето немецкой нацией в великой поэзии мифа о Вотане, и оно же дало свою прагматическую санкцию, которая закрепила выдающееся достоинство немецкой женщины.

И чем позже, тем меньше оставалось женщин, в которых в полной чистоте смогла сохраниться такая первородность духа, которой ранее прославились такие представительницы германского рода, как Ауриния, Гауна (Кунна) или Веледа. Предки были очень правы, когда приписывали этим женщинам нечто божественное: это было не что иное, как порождаемое ими первично-божественное